Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-1 [СИ]

С этими словами — один из подручных муллы передал ему плеть, а второй — резким движением разорвал одеяние на спине привязанной так, что она стала видна вся, от шеи и до длинных, загорелых ног. Кто-то ахнул, последовал шквал вспышек, работали камеры. Здесь было много журналистов из западных стран. Уже через пару часов — эти кадры увидят жители многих стран запада — как наглядное и безусловное подтверждения мракобесия и безумия, которым охвачена эта страна.

Мулла размахнулся и ударил, оставив на золотистой коже женщины алый рубец. Потом еще раз и еще. Каждый раз после удара он тяжело отдыхивался — но прорубить кожу, чтобы причинить настоящую боль он не мог — сил не хватало. Осознав это, он передал плеть одному из своих подручных, который был намного сильнее, чем он, толстый и коротенький служитель истинной веры. Подручный с потягом ударил женщину — и она взвизгнула как собака, которой сломали лапу. Подручный ударил еще раз — и женщина закричала. Мулла улыбнулся — и принялся расхаживать у эшафота, громко читая суры из Корана. Но даже они не могли заглушить крики несчастной.

Женщина оказалась крепкой — только после пятидесяти двух ударов, исполосовавших ее всю, потеряла сознание. Мулла сделал знак, чтобы ее отвязали и погрузили в карету скорой, уже ждущей своего часа, а сам повернулся к фотокамерам, чтобы произнести назидательную и полную смысла речь и тут…

И тут мулла наткнулся на взгляд из первых рядов толпы, взгляд, который вызвал у него оторопь. Потому что так мог смотреть лишь белый человек, хозяин. Суровый и непреклонный взгляд, почти немигающие, черные глаза — взгляд охотничьего сокола. Этот взгляд принадлежал мужчине в белом гражданском костюме западного покроя — но пиджак был выполнен скорее в виде френча, чем обычного пиджака. Мужчина был сух в кости, чуть выше среднего роста, темен лицом. Его коротко подстриженные черные волосы и аккуратные офицерские усы серебрились сединой, на голове ее было больше, в то время как усы были почти черными лишь с одинокими серебряными нитями. Мужчина не отрываясь смотрел на него, как бы бросая вызов — и мулла в душе почувствовал липкий, неприятный страх, какой он чувствовал перед белыми кяффирами из военных. Именно потому — он так страстно говорил об американских оккупантах на проповедях.

Назидательная речь муллы получилась неуверенной и скомканной.

Вернувшись с экзекуции домой — мулла почувствовал себя не в своей тарелке, этот хищный как у сокола взгляд преследовал его и не давал покоя. В его стране — так не смотрели даже шейхи. Такой взгляд — был у свободных людей, которые с детства росли, не ведая страха ни перед людьми, ни перед Аллахом. Взгляд кяффиров, он встречался у иностранных офицеров, дипломатов и бизнесменов. Взгляд людей, судьба которых — в руках их самих, а не в руках Аллаха. Но этот человек не был ни белым, ни американским офицером — при этом у него был именно такой взгляд.

Примерно в это же самое время — четыре одинаковых черных Шевроле Субурбан подъехали к воротам виллы, в которой жил мулла Абдалла. Все машины были совершенно одинаковыми, на них даже не было номеров. Только небольшой зеленый флажок с шахадой на двери каждого. Знающие люди — боялись этих машин как чумы, туристы — просто глазели на них, когда они появлялись на улицах. Передняя машина коротко просигналила, в двери открылась калитка, выглянул полицейский с автоматом.

— Открывай, сын шакала!

Полицейский пошел к свою сторожку, чтобы позвонить — но не успел дойти, как поверх его руки на трубке телефонного аппарата легла еще одна рука…

— Не надо звонить…

Полицейский испуганно посмотрел в глаза офицера Мухабарата.

— Да, да… Я не буду… только не бейте, эфенди! Только не бейте!

Чтобы забыться — мулла Абдалла решил немного выпить. Он знал, что это харам, но ничего не мог поделать. Необходимость постоянно иметь дело с вероотступниками, с подонками, отрицающими религию Ислам, ниспровергающими и богохульствующими на самого Всевышнего — спокойствию не способствует. Спиртное в Саудовском Королевстве не продавалось, но достать можно было. В стране были нефтяники, можно было купить у них, можно было втридорога купить у бармена хорошего отеля или достать из дьюти-фри аэропорта через надежные руки. Мулла Абдалла решал проблему проще — в его руки попадало спиртное, изъятое у правоверных, следовательно — не надо было покупать его втридорога. Поскольку среди изъятого попадалось чаще всего виски — мулла обычно пил виски. Но сегодня — в его распоряжении была бутылочка Grey Goose, дорогой водки. От нее не бывает такого тяжелого похмелья, как от виски — и поэтому мулла сегодня решил пить водку.

Из секретного отделения дивана, обделанного телячьей кожей, он достал бутылку и бокал. Бокал был только один, мулле не нужен был второй, он не пил с женщинами, потому что женщин у него не было и он не пил с друзьями, потому что друзей у него тоже не было. Была только работа где он карал харам и отступников, и было некое заведение с маленькими девочками, которое он навещал время от времени.

Итак, мулла Абдалла налил полный бокал харама, зажмурился и сделал первый глоток. Отличная, прошедшая несколько степеней очистки водка провалилась в желудок, обжигая все на своем пути. Он хлебнул еще раз и еще. Выступили слезы. Как хорошо… Его начало покачивать, напряжение отпускало и не было больше ни презрительного взгляда этой сучки ни жестокого, ищущего взгляда человека с глазами ловчего сокола, ни свиста кнута, ни крови, ни осознания собственной убогости, которое мулла Абдалла старался запрятать в самые темные уголки своего подсознания. Как она там сказала… От тебя воняет помойной шавкой? А от нее теперь воняет кровью, дезинфицирующим средством, которое причиняет не меньшую боль, чем само наказание. Мулла представил, как эта светловолосая сучка извивается от боли на кровати в тюремном госпитале, и сладострастно зажмурился. Конечно же, никто не даст ей обезболивающее, это запрещено. Надо, чтобы она исследовала всю вселенную телесной боли, все самые темные и страшные ее уголки… только так можно привести женщину в покорность и заставить ее знать свое место. И… надо выпить еще…

Конечно же, мулла не запер дверь в зал. Поэтому, шаги он услышал, когда незнакомец уже был в нескольких метрах от него, посреди большой комнаты.

Мулла услышал шаги, обернулся и… вздрогнул. Человек с глазами ловчего сокола приближался к нему.

— На здоровье — сказал он по-арабски с каким-то неприятным акцентом, жестким. Арабский язык был певуч, мелодичен — а этот человек выговаривал знакомые слова как какой-то гастарбайтер.

— Что? — спросил мулла. Он прекрасно понимал — что этот человек застал его в самый неподходящий момент. Хотя… кто его обвинит в том, что он пил харам… слово уважаемого в городе муллы, начальника Комитета по насаждению нравственности и предупреждению порока против слова какого-то…

Кого?!

— На здоровье — повторил человек — так принято говорить в дар-аль-харб, когда видишь человека, который пьет спиртное.

— Кто вы такой? Как вы вошли в мой дом?!

— Дверь была открыта. Я генерал Шахбаз Джалим, меня назначили сюда для прохождения службы. Первый визит я решил нанести вам, эфенди…

Мулла немного успокоился. Генерал. Значит, у него есть определенные возможности… но все равно ссориться с местным начальником Мутавы ему не к месту. Да он и сам поди — не прочь угоститься харамом, когда никто не видит.

— Добро пожаловать в Джидду. Вы новый начальник гарнизона?

— Нечто в этом роде?

Какие все-таки странные у него глаза. Действительно, как у сокола…

В зал — вошел офицер в новенькой черной форме Королевской гвардии. Коротко кивнул. Это значило, что все готово, телохранители муллы либо тихо нейтрализованы, либо даже убиты.

Мулла недоуменно уставился на генерала — в его понимании никто не мог входить и мешать их беседе.

— Это майор Наваб Парваз, мой помощник.

Майор приблизился, склонил голову — и служитель веры встал — ровно для того, чтобы получить сильнейший удар кулаком в живот и свалиться на пол, судорожно глотая воздух. Спазм сотряс его — и харам, который он выпил под крышей (Аллах не видит), устремился наружу вместе со слизью, муллу мучительно вырвало на ковер, и он остался лежать в блевотине. Бокал упал на стол, потом на пол и раскололся со звоном.

— Все готово, господин генерал — доложил майор — периметр установлен. Охрана нейтрализована…

— Благодарю. Останьтесь пока здесь — генерал встал с дивана, начал прохаживаться по ковру, как бы и не обращая внимания на едва живого муллу — так вот, как я уже говорил, мое имя Шахбаз Джалим, я генерал-полковник пакистанских вооруженных сил, начальник пакистанской военной разведки в отставке. Не далее как вчера, секретным указом Его Величества мне был присвоено звание гвардии генерал-полковника Королевских вооруженных сил и пожалована должность главы местного Мухабаррата. На этой должности — я намерен исправить ошибки предшественников и призвать к порядку распоясавшихся подданных Его Величества. И начать я решил с вас. Сегодня я лично убедился в том, что ваши действия как главы Комитета по распространению благодетели и предупреждению порока контрпродуктивны, если не сказать, преступны и играют скорее на руку нашим врагам. Поэтому, с сегодняшнего дня все приговоры шариатского суда — подлежат утверждению мною или майором Парвазом, с которым вы уже знакомы. Если вы посмеете привести в исполнение хотя бы один приговор, который не будет утвержден одним из нас — вас подвергнут такому же наказанию, какое было предписано в подобном приговоре. Я так же предписываю вам немедленно освободить ту девушку, в телесным наказании которой вы сегодня с таким рвением участвовали, и вернуть ее семье. То, что я сегодня увидел — играет на руку нашим врагам, такому не место в джихаде, о котором вы сегодня лицемерно говорили.